КТО ЗВОНИТ? ОДИНОЧЕСТВО?

– Аллё. Слушаю. Здравствуйте,
прямо по имени-отчеству?
В чём вы участвуете?
Кто звонит? Одиночество?
Как интересно, что же мы,
словно чужие, разные?
Ну, доигрались, дожили!
И разговоры праздные,
и темнота за окнами,
будто под стать тематике,
я, с волосами мокрыми,
в банном стою халатике,
слушаю одиночество
в тихом пространстве комнаты,
вымытой мною дочиста.
– Я, – говорит, – исколото
иглами отчуждения,
взглядами непонимания,
я, говорят, невезение,
я, говорят, испытание,
вроде, как я – невидимо,
вроде бы и – неслышимо,
я никого не обидело,
в том ли вина, что выжило?

И замолчало. Филины
ухали в ночь беззвёздную.
– Что, – говорю, – обессилело,
старишься вместе с вёснами?
Может, себя рассекретишь ты?
Чай погоняем с тортиком.
Надеюсь, не на диете ты?
Тонко нарежу, ломтиком.
… Трубка молчала. Вежливо.
Треснул эфир помехами.
Я по ночам насмешлива
и говорю: «Приехали,
надо же, одиночество
в дом приглашаю затемно,
знать его имя-отчество
вовсе не обязательно».
Фоном, меж перегонами –
вёрсты стволов берёзовых,
мыслей пустых – вагонами –
у дураков да философов.
… В дверь позвонили коротко,
думала, что ослышалась
в шумном потоке города,
где небоскрёб – возвышенность.
Я открываю. «Здравствуйте,
как приглашали, с тортиком,
вы, – говорит, – участвуете…
дайте взглянуть в блокнотике…»

Передо мной, на лестнице –
девочка в летнем платьице,
то ли моя ровесница,
то ли десятиклассница…
Чай был неспешно выпитым,
торт на двоих — проглоченным
с девочкой этой, вылитой
я, но слегка просроченной.
Мы утопали, словно в траве,
в мягком сиденье пуфика.
были, казалось, в незримом родстве
два одиноких путника.
… Утром читаю записку: «Пока».
Смайлик и снизу — чёрточка.
Я улыбаюсь, а смайлик — с листка
И… вылетает в форточку.