Она кружила по ночам над сонным городом,
Она заглядывала в окна незнакомые,
Она была почти прозрачной, невесомою,
И тело легкое не сковывало холодом.
Над ней не властны были силы притяжения,
Она гасила в окнах свет, ища пристанище
И, разрезая руки в кровь осколком ранящим,
Крушила стекла, хохоча в изнеможении.
Она бывала на балу и королевою,
И верной подданной, и мудрою подругою,
И своды зала, перетянутые дугами,
Вплывали в вальс и танцевали с этой девою.
Ей сам маэстро целовал колени нежные,
И музыканты жали руки, аплодируя,
Не зная, что над нехорошею квартирою
Она летала — не святая и не грешная.
И, возвратясь в свое окно с рассветом пятницы,
И становясь вполне приличной, светской дамою,
Не глядя в зеркало, охваченное рамою,
Она наденет на себя земное платьице,
Пересечет нескучный сад, спеша к любимому,
И по дороге встретит призрачного Воланда,
Он растворится в тишине, прикрывшись воротом,
И превратит ее в святую и незримую.
Она взлетит наверх с растрепанными косами
И отразится в патриарших девой вечною.
И навсегда Москва останется помеченной
Разлитым маслом под трамвайными колёсами.