Она с ним познакомилась в кондитерской,
Зашла погреться, до костей продрогшая.
Шёл мелкий дождь в Москве — холодный, Питерский,
Висело небо, как асфальт, промокшее.
Она спросила: «Вам варенье нравится?»
И посмотрела снизу вопросительно.
Он повернулся и сказал: «Красавица!
К чему варенье? Вы обворожительны!»
Случилось это в октябре, двадцатого.
Она открыла дверь своей обители,
Спросила: «Кто Вам ближе: Блок, Ахматова?»
— Как Вам сказать? Да оба — на любителя.
Глотали чай с горячим, свежим бубликом
В ее жилище с красными геранями.
Она в руках вертела кубик Рубика,
Он как-то сам собрался всеми гранями.
Воскликнул он: «Какая же Вы душечка,
К тому же, и умна, и терпеливая!»
Она – в ответ: «Откушайте ватрушечку.
Сегодня, я, как никогда, счастливая».
Какой интеллигентный, в чём-то родственный,
Не то, что Фёдор с грубою щетиной —
Там был роман, сугубо производственный,
А этот – гладко выбритый мужчина.
— Я чувствую, — сказал он, — мы в гармонии.
Мой свитер шерстяной чего-то колется.
Она ему: «Ну, что за церемонии?
Я тоже рада с Вами познакомиться».
Он завалил ее на раскладушечку.
Она шептала сбившимся дыханием:
— Теперь мы вместе будем, правда, душечка?
… Он встал, сказал: "Спасибо за компанию",
Оделся, дверь прикрыл, ушел по Питерской.
А Федору с трехдневною щетиною
Она сказала: «Я вчера в кондитерской
С интеллигентным встретилась мужчиною,
Не то, что ты – простая деревенщина».
Он посмотрел в глаза ее тоскливые:
— Ты в зеркало взгляни, дурная женщина.
Ну, разве ж ты похожа на счастливую?
И завалил ее на стол обеденный,
Колол лицо трехдневною щетиною.
… Ватрушка сотрясалась, недоедена,
И бублик, чуть надкусанный мужчиною.