НА ПАТРИАРШИХ

Это случилось в семидесятых, где громыхают трамваи.
Город, счастливый по-летнему, дышит торжественно,
Памятник басням Крылова, под ним – голубиная стая,
И двое глухонемых ругаются жестами.

Женщина резко швыряет букетик пунцовых гвоздик,
Машет сердито руками, бросает в мужчину кольцо,
А баснописец глядит равнодушно: он-то привык,
Все персонажи знакомы, он каждого знает в лицо.

Глухонемая беззвучно кричит. В доме напротив – настежь окно.
Всё замолкает – машины, трамвай, секретарши.
Бабка в окне готова смотреть немое кино
Здесь, перед носом ее, на Патриарших.

В этом кино всё понятно: глухонемая женщина
Никак не простит, что он был с другой, говорящей,
И скромную нитку проклятого белого жемчуга,
И глаз его странных – влюблённых, безумных, горящих.

Он тоже не рад, что это случилось ночью дождливой,
Она говорила, слова он не слышал, но чувствовал кожей,
В его голове не смолкали обрывки простого мотива,
Который он слышал, когда ещё слышал… из общей прихожей

Большой коммунальной, в наследство доставшейся общей квартиры,
Где старый сосед включал патефон со скрипучей пластинкой
И напевал какую-то песню, жаря гарниры,
И запивал то, что жарил, одной четвертинкой.

Он не любил этот голос соседа, вот, только теперь
Многое мог бы отдать, чтобы краешком уха
Услышать дурацкую песню, и как открывается дверь,
И как пролетает, жужжа вертолётною лопастью, муха.

Случайно он встретил её, которая тоже не слышит,
Им нравился дом на углу, и запах из старой шашлычной,
Их комната-крошка на верхнем, шестом этаже, под сводчатой крышей,
Где чувствовать звуки дождя вдвоём становилось привычно.

Они тишиною срослись и больше уже, чем родные.
А жемчуг? Копеечный. Может, и вовсе был это не жемчуг,
А камушки белой пластмассы, что куплены на отпускные,
Он губы запомнил, которые что-то неслышное шепчут.

Глупо – ругаться у всех на виду, где трамваи грохочут,
Руками кричать друг на друга, швыряться красивым букетом.
Одними губами он тихо сказал: «Я уйду, если хочешь,
Но только боюсь, мы будем жалеть, дорогая, об этом».

Кольцо заиграло мотив на ксилофонных рельсах трамвая.
Мужчина её уходил в никуда ускоренным маршем.
И замолчала в невольном смятении вся голубиная стая.
И женщина глухонемая беззвучно кричала на Патриарших.