СКРИПАЧ

Часть первая

Сергей Сергеевич Сергеев
жил на четвертом этаже,
любил певицу Пелагею
и повозиться в гараже.

Владел Сергеев «Жигулями»
восьмидесятых, цвета беж.
Зарплату получал рублями
и не стремился за рубеж.

Смотрел Малахова на Первом,
мог подкрутить любой кронштейн,
но действовал ему на нервы
сосед за стенкой Лев Брунштейн.

Сосед весь день играл на скрипке,
звучал Вивальди в Вешняках.
А сам сосед — невзрачный, хлипкий,
в дурацких выпуклых очках.

Сергей Сергеевич Сергеев
желал в то утро много пить.
В радиоточке Пелагея
кричала: «Любо, братцы, жить».

Вчера опять была суббота,
Сергеев с Ваней в бане был,
у них традиция: охота,
парилка, выпил, закусил.

Короче, был с утра стопарик,
а в голове – девятый вал,
да тут еще сосед-очкарик
за стенкой скрипке струны рвал.

Сергей Сергеевич Сергеев
надел спортивные штаны,
включил погромче Пелагею,
хотя хотелось тишины,

достал заначку — сигаретку,
гудела тупо голова,
пошел на лестничную клетку
и позвонил в квартиру Льва.

«Ну, почему я должен слушать,
какого, — думал он, — рожна
смычком своим он пилит душу?
А мне душа моя нужна».

За дверью замолчала скрипка,
и заскрипели башмаки,
сосед Сергеева с улыбкой
открыл фамильные замки.

— Сергей Сергеевич, как кстати,
уже и завтракать пора.
Простите, встретил Вас в халате,
играю, видите ль, с утра.

Побаловать невредно тело,
не всё ж пиликать за деньгу.
— Подумаешь! Большое дело!
Я тоже так сыграть могу, —

сказал Сергеев Льву Брунштейну.
Тот снял огромные очки.
— Увольте, скрипка, да с портвейном, —
у Льва расширились зрачки, —

вот, я играю на концертах,
от «Альберт-холла» до «Кремля».
И публика моя – доценты,
артисты и учителя.

Я сорок лет живу со скрипкой,
в моей обители нет дам.
… Прошу к столу, салями с рыбкой.
А может, выпьем по сто грамм?

Скрипач налил. Сергеев выпил,
салями с рыбкой закусил.
— Мне в пятом классе дали вымпел
за то, что лобзиком пилил, —

признался выпивший Сергеев, —
и я уверен, что смогу
играть, как ты, для богатеев
и тоже зашибать деньгу.

Скрипач шепнул: «Сия вещица
в бой поведет хоть целый полк.
Играть Вы можете учиться,
но вряд ли будет в этом толк».

Сергеев снова выпил. «Спорим,
сыграю. Я ж не дурачок».
Ответил Лев: «Конечно, сорри,
вот – скрипка, вот – ее смычок.

Желаю, друг мой, вдохновенья».
Сергей взял в руки инструмент,
взмахнул смычком…. Всего мгновенье —
и вдруг звучит дивертисмент.

Старик Брунштейн застыл в испуге
очки вспотели, взмок кулон.
— Откуда Вам знакомы фуги,
откуда знаете канон?

Сергей молчал, звучала скрипка
на все большие Вешняки.
На вилке содрогнулась рыбка
и выскользнула из руки

вконец сдуревшего Брунштейна,
он за мгновенье поседел,
налил себе стакан портвейна
и выпил залпом. И осел.

… Сергеев спал всю ночь с улыбкой,
он, наигравшись, лёг без сил.
А Лев Брунштейн, забросив скрипку,
на кухне лобзиком пилил.

Часть вторая

Наутро было очень скверно
во рту Брунштейна-скрипача,
подумал Лев, что он, наверно,
вчера напился сгоряча.

Он долго думал эту думу,
душ принял, глубоко вздыхал
и вдруг, средь городского шума,
он звуки скрипки услыхал.

Как хищник, брошенный в вольере,
оцепенел скрипач Брунштейн.
(Стакан блеснул на шифоньере,
и в нем – не выпитый портвейн).

Скрипач невольно содрогнулся –
припомнив страшное «вчера»,
как мог, бессильно улыбнулся
привстал с персидского ковра,

включил погромче телевизор,
там, среди сотен передач –
приём с фаянсовым сервизом,
и очень неплохой скрипач.

Брунштейн вгляделся близоруко:
— Должно быть, это колдовство!
О, Боже мой, какая мука!
Узнал соседа своего.

Сергей Сергеевич Сергеев
сыграл Вивальди и всплакнул,
(быть может, вспомнил Пелагею)
и зубом золотым сверкнул.

Потом пошли большие титры:
Брунштейн – Нью-Йорк, «Карнеги-холл»,
и дирижерские пюпитры,
и позолоченный чехол.

Брунштейн щипнул себя… не больно
(ему, бесспорно, нужен врач)
и закричал в экран невольно:
— Я – Лев Брунштейн, я есть скрипач,

а этот – пьянь и проходимец,
Сергей Сергеев, Вешняки,
я – всеми признанный любимец.
В такт напрягались желваки.

Но пересох в его гортани
истошный крик больной души.
Концерт окончен. На экране –
«Спокойной ночи, малыши».

Отец когда-то, по загривку
лупася отрока, кричал:
— Вот, будешь пить, забросишь скрипку,
съедят кошмары по ночам.

… В поту холодном и бредовом
скрипач проснулся слаб и хвор,
надел большой халат махровый
и выглянул в окно, во двор.

Там, за дубовыми ветвями,
Сергей Сергеев – чист и свеж –
лежал себе под Жигулями
восьмидесятых, цвета «беж».