СТРОКИ

К чему эти строчки – рифмованный стук колёс?
Прозой, конечно, проще. Так в чём подвох?
Она себя ловит на том, что простой вопрос,
Словно предъявленный счёт, застаёт врасплох.

Но счёт не приносят. Куда-то пропал официант.
Из кухни с громом посуды вползает гарь.
Она же рифмует, один за другим, еще вариант,
Эти слова и буквы – ее инвентарь.

А снизу уже поднимают пожарный кран,
Чья-то судьба повисла на волоске.
Она научилась ставить защитный экран
Между собой и тем, что мешает строке.

Стоны пожарных сирен – тот ещё звукоряд!
Рушатся балки, огонь стоит на пути.
А строчки, проклятые строчки, ей говорят:
— Не торопись, ты успеешь еще уйти.

Крики пожарных, ухает вниз потолок.
Вроде, она была на втором этаже.
— Ты задержи дыханье, не страшен смог.
Она и не дышит, ей нечем дышать уже.

И это неважно – рифмой стучатся слова,
И кажется: эти уж, точно, наверняка,
А то, что бумага сгорела, так есть голова.
И тянется к ней горячей рукой строка:

— Успеем еще, допишешь, тогда пойдём,
Мне не впервой, я знаю, куда идти.
Стены горят, уже полыхает дом,
И ничего не видно….или почти.

Вроде, тоннель. Да нет же. И рано ещё.
Она же читала в книжках, что это – фигня.
Вот, кто-то ее накрывает большим плащом
И говорит: «Не бойся, держись за меня».

Строки (им всё равно) продолжают терзать,
Пена и шум воды – опять звукоряд.
Что же в сухом остатке? В клетку тетрадь.
Чуть подпалилась? Они ж, говорят, не горят.

Голос звучит: «Всё равно, оплатите счёт».
Ты ни при чём – это строки тянули вниз.
Значит, они тебя вывели. Как насчёт
Того, что они – «проклятые»? Ты извинись.

Она извинилась. Так легче взлетается ввысь.
Зато она знает, что строчки ее – не в счёт,
И вывел не тот, кто шептал: «Не торопись»,
А тот, кто накрыл тяжёлым своим плащом.

Теперь она точно знает: любовь – в руке,
Предъявленный счёт – не самый жестокий урок,
И смысл того, что сказано – не в строке,
А в том, что обычно читается между строк.