Она хорошей была вдовой:
носила траур четыре года,
потом сложила на дно комода,
верёвкой грубою, бельевой
перетянула, но не забыла,
о нём всегда говорила страстно:
что годы с ним прошли не напрасно,
теперь она без него — бескрыла,
могла заплакать на нужном месте,
когда его вспоминали другие,
в конце концов, они не враги ей
и не замечены были в мести.
Никто не знал: ни брат, ни друзья,
она сама недавно узнала,
что десять лет (ни много — ни мало)
была у него другая семья.
Жила себе, не просила помощь,
всегда улыбка и строг фасон,
и каждый вечер, впадая в сон,
его портрету цедила: «Сволочь».