ВОСЕМЬ ВЕЧЕРА

Надо ж, какая драматургия —
Мышцы спины какие тугие,
Талия тонкая, стройной осиною,
Солнцеволоса, отменно-красивая,
Жестом изящным юношу вызвала,
Как королева, что недруга выслала,
И с придыханьем, негромко промолвила:
— Дай-ка, дружок, мне вот эту штуковину.
И указала в сторону бармена.
Жесты, осанка — бесспорная барыня.
— Водку? Шампанское? Красное? Белое? —
У официанта лицо загорелое,
Перечисляет напитки возможные.
Дышат её силиконы подкожные,
Как лебединая, шея изогнута,
Локон колышется, губы чуть сомкнуты.
Всё говорит о готовности стартовой —
Голос и взгляд, и прикид леопардовый.
— Нет, ты не понял, дружок. Ни шампанское,
Ни дорогущие вина прованские
Мне не нужны. Позови-ка мне бармена,
Просто скажи, что приехала Барбара.

Официант. Стойка барная. Музыка.
Где-то, за стенкой, на улице — мусорка,
Сброшено прошлое, прожито прежнее,
Выпито крепкое, горькое, нежное,
Сказано разное, помнится лучшее,
Не было бы подходящего случая,
Если б сегодня, как службу почтовую,
Не занесло её в это портовое
То ли кафе, то ли бар возле пристани,
Где мужики смотрят жадно и пристально,
Но не решаются даже приблизиться
К этой нездешней, заезжей счастливице.
Волны волос, осиная талия
Лишь добавляют беззвучной баталии
В этой, забытой богами, провинции,
Всем обделённой — любовью, провидцами,
Даже кино долетает не каждое,
Утро напомнит тоскливою жаждою.
Есть океан и вайфай с перебоями.
Всё остальное — частями, запоями,
Временем, строго отмерянным графиком
И сувенирным, проторенным трафиком,
Где на витринах — магниты и маечки,
А за витринами — папы и мальчики,
Мамы и девочки в розовых платьицах —
В эти часы и уложится пятница.
Только причалит фортуна, подсвечена,
Как уплывёт кораблём в восемь вечера.

Он обернулся. В каком-то отчаянье
Начал крутить кольцо обручальное,
Словно срывая резьбу золочёную,
Сразу узнав и фигуру точёную,
И шелковистые длинные волосы,
Вспомнил мгновенно звучание голоса
И улыбнулся сквозь марево барное
Той же улыбкой своей лучезарною,
Что-то сказал официанту испанскому
И передал с ним бутылку шампанского.
Тот подошёл к ней с лицом, полным жалости:
"Вы уходите отсюда, пожалуйста".

Стала обычной она, обесцвеченной
И уплыла кораблём в восемь вечера.