ВСЁ ХОРОШО

В тот год друзья пригласили меня к себе, в район Staten Island, отпраздновать рождество. Накануне грянул снег. Он не останавливался всю ночь, а к первой половине дня 24 декабря уже валил стогами. Полиция настаивала: всем оставаться дома. У меня уже и у самой возникла мысль никуда не выезжать (все поймут), как затрезвонил телефон.
— Привет, Валера, это М., мы с тобой виделись у И. дома. Я тоже еду туда, и, как раз, через тебя, могу захватить, тем более, у меня четырехприводной БМВ, — сказал человек мужским голосом.
Через час, подъехав к моему дому, он позвонил, я надела высокие сапоги на шпильке, взяла гитару и спустилась вниз.

Веселой большой компанией мы отметили Рождество. Приехали почти все приглашённые, лишь одна пара из Long Island не сумела откопаться и осталась дома. В три часа ночи гости стояли в дверях, готовые покинуть гостеприимный дом. Попрощавшись со всеми на пороге, хозяйка открыла входную дверь и ударилась лбом в снег. Он стоял перед нами выше человеческого роста. Мужчины взялись за лопаты, вырыли траншею для дам-с и подогнали машины к другому концу безопасной для каблуков дороги.
Первые двадцать минут мы с М. двигались почти нормально, если не считать, что машину при каждом торможении заносило. М. пообещал доставить меня в целости и сохранности. Он сказал, что раз привёз меня, значит, и увезёт назад. Нам уже попадалось всё меньше и меньше машин, и снег не останавливался ни на минуту. Радио говорило, что очистительная техника не справляется с непосильной нагрузкой. Ведь, действительно, никто в Нью-Джерси не ожидал снег в конце декабря. С какой стати?

И вот, в тот момент, когда мы проезжали одну из развязок с пересекающимися узкими мостиками, машина подпрыгнула, кашлянула, чихнула, засопела, крякнула, заворчала, зарычала, лягнулась, выпустила из-под капота струйку горячего пара и умерла.

Лобовое стекло стало белым в тот же миг. Я повернула голову вправо. Снег вёл себя так, словно это какая-то декорация спектакля, будто рабочие поднимают уровень сцены. Вокруг не было ни единого источника света и ни одного звука проезжающих машин. На наш звонок в службу 911 ответили сразу. «Ну, вот и хорошо, — подумала я, — сейчас приедут и вытащат нас отсюда. В конце концов, я что, в Сибири зимой не была, при минус сорока? Снега, что ль, не видела?» Не успела моя мысль додуматься, как диспетчер ровным голосом сказала, что ничем помочь не может, в Нью-Джерси объявлено чрезвычайное положение, запрещено движение любого вида транспорта, включая спасательную технику. «Сами уж как-нибудь», — добавила она сочувственно. Мы еще некоторое время пытались с двух телефонов дозвониться хоть куда-нибудь, и тут мой телефон пискнул и погас. Села батарея. Зарядить ее было не от чего. Через пару минут то же самое произошло и с телефоном М. В машине было холодно, а снег упорно поднимался выше и выше. Еще немного, и дверь не открыть.
Надо было уходить, но как? У меня на ногах – высокие сапоги из ткани на шпильке, а на заднем сидении – моя гитара. М. говорит, что, кажется, в машине есть резиновые сапоги 45 размера и теплые носки. Находит их и предлагает мне. Я надеваю носки, сапоги и мы выходим в снег.

В ту секунду, когда я справилась с дверью, я оказалась внутри снега, как ёжик в тумане. Я поняла, как ему было там страшно. И еще я поняла, что в этой метели нас найдут к весне, не раньше. С каждым шагом то один, то другой сапог норовил остаться в снегу. Мне стоило немалых усилий вытаскивать ноги из сугробов, часть снега проваливалась внутрь, в голенища. Огромные снежные комья, как гримёры, лепили нам новые лица. Делали они это с такой скоростью, что невозможно было дышать. Я поймала себя на том, что повторяю, как мантру: «Всё хорошо, всё хорошо…»

— Что «хорошо», — вдруг слышу я откуда-то издалека голос М., — ничего хорошего… ни одной машины… мы не дойдём… я больше не могу… устал…я не могу.

— Ты что, с ума сошел? А, ну-ка, иди вперед. Куда-нибудь выйдем. Всё хорошо, — проорала я, глотая колючий снег.

Ещё какое-то время мы двигались молча, неизвестно, куда. Руки мои, которые я, за неимением перчаток, обернула шарфом, превратились в два куска льда. Лицо, в которое десятком хлыстов бил снег, не чувствовало вообще ничего.

Я подумала, что прав, наверное, М., не дойдём, но не стала эту мысль озвучивать. Вдруг, как в сказке, рядом с нами останавливается джип. Из салона громко доносится испанская музыка. Двери открываются, и мы заскакиваем в салон. Здесь было так тепло, как в бане. В два голоса мы благодарим испаноязычного парня. Он говорит, что оказался на этой дороге случайно, он заблудился.

Вскоре мы выехали на шоссе, справа замаячил символ спасения от голода и холода в экстремальных ситуациях – Макдоналдс. Парень остановил машину и сказал, что ему надо ехать дальше. Мы протянули ему деньги. Он наотрез отказался взять их, сказал, что сам мог оказаться в такой же ситуации.

Зал Макдоналдса был большой, но почти все столы были заняты такими же, «недоехавшими», как мы.

— Что будет с моей машиной? – нервно сказал М. – Я даже объяснить не смогу, где она находится. Её уж точно, замело до крыши.

— Послушай, хорошо, что мы живы, что нам попался этот парень, что мы в тепле. А машину найдут. У меня там, между прочим, гитара и любимые сапоги. Сто процентов, придется с ними попрощаться.

— Всё равно, это же не машина, — нервно сказал М. и отправился к телефону-автомату.

Я нашла свободное место, сняла сапоги, вылила из них ледяную воду, недавний снег, сняла носки, выжала их и повесила на спинку сидения. Столь некультурно не одна я себя вела. Вокруг сидели несколько человек, которые таким же способом сушили обувь и носки. М. принёс горячий кофе.

Вот так всё было, а так я написала на салфетке, там же, в Макдоналдсе:

ПОКА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ СНЕГ

Мы будем в сугробах, пока не закончится снег.
Машину засыпало пеплом по самую крышу.
Мы где-то с тобою застряли в метели и сне,
Но чей это сон, в котором тебя я не слышу?

Продрогших, промокших, спасёт нас один человек,
Подбросит до тёплого места в нагретой машине,
Шоссе, словно выплюнул кто-то, чуть с горечью, снег.
А снизу – каток, и гарцуют колёсные шины.

И наше авто зарыто на подступах к лету,
Его замело, откопать не пытаемся даже.
Мы где-то во сне. В проводах – гудки без ответа.
И глупо мигает за окнами знак распродажи.

Кого этот знак привлечёт замурованной ночью,
Пока не вернётся пропавшее солнце из плена?
Мы снимся друг другу. Во сне мы похожи не очень.
Согрелись – неплохо. И жизнь запустили по венам.

Пока мы в сугробах, не хватятся пары пропавших.
Бензином не пахнет и кофе не стынет горячий.
Мы где-то во сне. Я молчу. Ты – немного уставший,
Как зверь на арене, надеешься вырвать удачу.

Не снится. А как доказательство – снега сугробы,
Заблудший в зиме почтальон, разносящий газеты.
Не кто-то один, попивающий кофе. А оба.
Пока не закончится снег, не будет рассвета.

К утру открыли дороги, поехала снегоуборочная техника. Семья на внедорожнике: муж за рулём, жена и двое маленьких детей – не побоялись взять нас в машину и довезти меня до дома. От денег они также отказались. М. поехал с ними дальше, в Манхэттен.

Спустя несколько дней, он позвонил и сказал, что машину откопали, вскоре отремонтируют, что гитара моя, пережившая недельное обледенение, даже не расстроилась, сапоги – на месте.

— Всё хорошо, — добавил М. Больше мы никогда не виделись.