«Буду я сегодня доброй
Прямо с самого утра,
Бесподобною, удобной,
Всем желающей добра,

И соцсети все на свете
Ослепить готова я,
Кошки, пёсики и дети,
Все они – моя родня».

Ах, проснуться с этой мыслью,
Потянуться от души,
Ледяной водой умыться,
Кофе – не спеша, в тиши

Выпить и открыть компьютер,
И войти в другой портал.
Удивиться: почему-то
Мне никто не подсказал,

Что внутри творится нечто,
Целый мир сошел с ума:
Опустелая аптечка
И забитая тюрьма.

Маски-шоу и дубинки
Защищают свой рейхстаг.
И в столице, и в глубинке –
Одинаковый бардак,

Звери спрятались по норам,
Размышляя за дверьми:
«Что там будет с ними скоро,
С озверелыми людьми?»

На другом конце планеты
Миром правит импотент,
В виртуальных кабинетах –
Виртуальный президент

Управляет новостями.
Всё смешалось – ад и рай.
И следит за соцсетями
Виртуальный вертухай.

Мне не изменяет зренье,
Ухо слышит хор речей.
Не живёт венец творенья
Без реальных стукачей.

Натравить умеет кобру,
Ловкость разума – не рук.
Как тут быть, скажите, доброй,
Если злое всё вокруг

И сказать боишься слово?
Лишь бы не текла слеза.
Закрываются засовы –
Открываются глаза.

Я весь день в сети гуляла,
Не в саду, поди, была,
Сорняки поудаляла,
А росточки полила.

Оглянулась, посмотрела.
Где былая красота?
Доброта, такое дело,
Не родится от кнута,

Вероломности Иуды
И дырявого ведра.
Я решила: доброй буду
Завтра, как всегда, с утра.

До свидания, рейс «2020»,
А точнее, навеки прощай,
Нам с тобою пора расставаться,
Улетай, уплывай, уезжай.
Дальний рейс, невозвратный, опасный,
Столько жизней забрал в «никогда».
Бессердечный, больной и заразный,
Море боли и груды вреда.
Год Быка, будь нам добрым пилотом,
Без ковидов, обид и ангин.
Чтобы стал самым лучшим полётом
Рейс под номером «21».

С балкона тридцатого этажа
я наблюдала за сухим листком,
сорвавшимся с дерева.
Он парил, менял направление,
взмывал вверх и тут же,
словно зонтик, кружась спиралью,
опускался к земле,
но не долетая до неё,
вновь вспархивал к облакам.
Этот, заблудившийся в небе,
листок, не подозревал,
что зависим от ветра,
он был уверен,
что сам управляет полётом,
что у него есть крылья.
Не успела я подумать
о слепой вере в себя,
как листок развернулся,
направился в мою сторону,
приблизился, и я увидела,
что это – не листок,
а птенец в своём первом полёте.
Лети, малыш, и ничего не бойся,
не беспокойся,
окрепнешь до весны,
храни свой маленький секрет,
что если крылья не видны,
не значит, что их нет.

Не льсти себе, ты никому не нужен,
Ну да, отец и мать, и дочь, и сын —
Все будут ждать тебя на завтрак и на ужин,
И будут помнить о тебе весы.
С аптечной точностью они запишут дату,
Их электронный мозг вмещает быль,
А ты не помнишь, кем бывал когда-то,
Твои частички на полу — твоя же пыль.

Не льсти себе своим раздутым эго,
Где ксерокопиями множатся листы,
Как в принтере — запчасти человека.
Не льсти себе, сегодня ты — не ты,
«Вчера» прошло, а «завтра» не настанет,
Пока не изопьёшь до дна весь день,
Проси, «чтоб не несли так быстро сани»,
Чем медленней — тем дальше от людей.

Не льсти себе, да и другим — не стоит,
Не разжигай ни слухи, ни костры,
Не подрывай постройки и устои —
Они бывают, как шипы, остры
И могут уколоть легко, из мести
Борца и гордеца, и беглеца.
И только сердце не приемлет лести.
Но разве кто-то слушает сердца?

Мама, люби меня,
Я же крупиночка,
Неуловимая
Глазом сориночка,
Нечто без имени,
Плача и хохота.
Мама, прижми меня,
Стало мне холодно.
Недостижимая,
На руки, под руку.
Мама, держи меня,
Ты – моё облако
Неутомимое,
С куполом лиственным.
Мама, пойми меня,
Он – мой единственный.
Я, как за ставнями.
Я – не твой вымысел.
Мама, оставь меня,
Я уже выросла,
Небо не синее,
Выцвело дочиста.
Мама, спаси меня
От одиночества.
Между уроками
Надобна пауза,
Вдох – между строками,
Мачта – у паруса.
Только задания –
Невыполнимее.
За опоздание,
Мама, прости меня.
Мама, прости меня.
Мама, люби меня.

Ну, что же, сынок, наливай,
Вернулся с работы отец,
Успел на последний трамвай.
Отец у тебя молодец!
Работа такая, сынок,
Непросто деньгу добывать,
Ты дверь закрывай на замок
И — ужинать, вон, зовёт мать.
Подарок принёс ей — цветок,
Я с клумбы сорвал, ты молчи,
Иди покатайся, сынок,
Возьми от машины ключи.
Как я? Твой отец — монолит,
Работает без выходных,
А палец, зараза, болит —
Сегодня стрелял в шесте… семерых.

Я балансировала на телефонных проводах,
протянутых между Москвою и вечностью.
Где-то звучал на басах неулыбчивый Бах,
ничуть не смущаясь моей,
очень странной внешности.

Я балансировала на телефонных проводах,
похожих на лезвие, по которому – босиком,
а подо мною маняще поблескивала вода,
точней, не вода, а омут
с бездонным дном.

Я балансировала на телефонных проводах.
Там, откуда ушла я, никто не ронял слез,
там, куда я спешила, меня ожидал страх,
пришедший как избавление
от ненужных слов.

Я не искала повода
для объяснения несчастного случая,
просто услышала в проводе тебя,
заблудившегося в словах
между Москвою и вечностью
потому, что я,
став вечностью,
балансировала на телефонных проводах.

Где-то соломку проложишь для верности,
Где-то прицепишь страховочный трос,
Канатоходец со склонностью к веганству,
Убережённый от ливней и гроз,
Только от жизни не застрахованный,
Всё остальное ты переживёшь.
Та, что тобою была заштрихована,
Правдоподобна, но всё таки, ложь.
Ненастоящее то, что искусственно —
Плод декорации в старом кино.
Часть ремесла твоего — быть бесчувственным,
Или такое с рожденья дано,
Или слова твои — ширма, прикрытие
Шрамов, ушибов, ранений, стыда.
Ты по ледовому ходишь покрытию,
Делая вид, что идёшь без труда.
Дело привычки — казаться удачливым
В горе, в отсутствие вер и надежд,
И подгоняться своей сверхзадачею,
Помня: последний — предложный падеж.
Ты подпеваешь, пока тебе слышится,
Яркое — значит, ты видишь огни.
Кто его знает, как петли нанижутся?
Так и слова — где берутся они?
Воздух невидим, пока тебе дышится,
Речь говорится — уста не немы.
Лучшие в мире комедии пишутся
Худшей порою и после чумы.
Пусть разлетаются песен осколочки,
Строк стихотворных нехитрая кладь.
Книжки мои примостятся на полочке,
В них и ответы легко отыскать,
Если вчитаться в само междустрочие,
В это хранилище тайн и имён.
Но и тогда будет скрытое, прочее,
То, что вне вечности и вне времён.

"Заблокировали совесть
Незаметно, не спеша".
Так начну, пожалуй, повесть
О свободе в США.
Расскажу о поворотах
В городах и головах,
О непуганых идиотах
И не попранных правах.
Повесть выпущу брошюркой,
(Так листовки издают)
Если не посадят в дурку,
На Аляску не сошлют.
Карандаш да лист бумаги
Были бы, и – все дела.
А свобода и в ГУЛАГе,
Тоже, говорят, была.
Дело в разности масштаба –
Кто не с нами, тот чужой.
Рот открытый – у хиджаба,
Личность – скрыта паранджой.
Заблокировали память
Под асфальтовым катком,
Толпы скошены серпами
И добиты молотком.
Но не вся печальна повесть,
И забавное в ней есть,
Только жутковата помесь,
Изощрённы лесть и месть.
Пролетят эпох минуты
Равнодушно, словно штрих.
И когда-то в институтах
Будут обучать других
И рассказывать студентам,
Заплетая сказки нить,
Как избрали президента,
Но забыли оживить.
Без названья будет повесть,
А начну, пожалуй, так:
"Заблокировали совесть
И отправили в ГУЛАГ".